Переговоры в Минске: луч надежды или дежа вю?

После изнурительного переговорного марафона российский президент Владимир Путин объявил, что лидеры России, Украины, Германии и Франции все-таки пришли к очередному соглашению по урегулированию кризиса на востоке Украины.

Судя по имеющейся информации, контуры договоренности во многом повторяют достигнутые в сентябре прошлого года: прекращение огня, отвод тяжелых вооружений от линии соприкосновения, а также начало политического диалога об особом статусе для Донецкой и Луганской областей.

Увенчается ли попытка успехом на этот раз, или второе минское соглашение ждет плачевная судьба первого? И чем, в конце концов, завершится конфликт, который не может длиться вечно?

Под давлением обстоятельств

Столь драматические переговоры в практике мировой дипломатии - великая редкость. В подавляющем большинстве случаев документы согласовываются заранее на уровне экспертов, и лидеры собираются лишь за тем, чтобы торжественно подписать их, в крайнем случае - лично сгладить мелкие шероховатости.

То, что "нормандская четверка" заседала без сна и отдыха более 15 часов, свидетельствует о том, что, с одной стороны, разногласия были велики, с другой стороны, что никто не мог уйти без хоть какого-то результата.

Киевский политолог Владимир Фесенко именно так и видит ситуацию: приняли решение, которое на самом деле ничего не решает, чтобы создать видимость.

"Перед минскими переговорами европейские лидеры называли их последним шансом. Скорее, это была последняя иллюзия", - заявил аналитик Русской службе Би-би-си.

"Эффективных механизмов контроля отвода вооружений, а также передвижения людей и техники через российско-украинскую границу не было тогда, нет и сейчас, - указывает эксперт. - Поэтому мы, скорее всего, увидим повторение ситуации осени прошлого года".

Гендиректор московского Центра политических технологий Игорь Бунин настроен более оптимистично.

"Дежа вю не должно быть, потому что три из четырех сторон прижаты к стенке", - полагает он.

"Для Европы полномасштабная война вблизи ее границ - ночной кошмар, - поясняет Бунин. - Украина находится перед дефолтом. Россия сознает, что, если не удастся заключить мир, США дадут Украине оружие, и тогда придется либо смириться с поражением повстанцев, либо идти на дальнейшую эскалацию своего участия, что крайне нежелательно. 2% мирового ВВП не могут бороться против 60%".

Люди боя

"Единственная сторона, которая в принципе не хочет мира - это ДНР и ЛНР", - говорит Бунин.

Путин и Порошенко, независимо от их субъективных желаний, не могут не принимать во внимание экономику, а сепаратисты - люди боя, которые об экономике вообще не думают. Им охота воевать и побеждать, а не заниматься хозяйственной прозой.

С тем, что военного решения конфликта не существует, и единственный путь к прочному миру - политический диалог, согласны все. Владимир Путин повторяет слова "прямые переговоры" как мантру.

Проблема, однако, в том, что руководство сепаратистов до сих пор не проявило готовности вернуться в состав Украины даже на самых выгодных для них условиях.

Вместо того, чтобы предъявлять требования касательно конституционной реформы, раздела бюджетов, языка и амнистии, они в ходе недавних переговоров не интересовались ничем, кроме принадлежности Дебальцева.

"Даже влияние России не гарантирует, что республики пойдут на какой-то компромисс и вывесят хоть один украинский флаг, пусть рядом со своим", - заметил Бунин.

По оценкам экспертов, цели Москвы и сепаратистов не вполне совпадают.

Аналитики уверены, что превращение мятежного региона в "Приднестровье № 2" через официальное признание его независимости стратегической целью Кремля не является. В этом случае Россия получила бы ноль выгод и полный набор издержек: еще одну дотационную территорию и увековечивание политико-правового конфликта с мировым сообществом.

"Оптимальный вариант, как его, вероятно, видит Владимир Путин - номинальное возвращение Донбасса в состав Украины с правом вето на все решения киевской власти", - уверен Игорь Бунин.

"Берите их себе и оплачивайте их счета, но фактически контролировать их будем мы", - предполагает Владимир Фесенко.

Для руководителей ДНР и ЛНР "приднестровско-абхазский" вариант является наиболее желанным: обеспечить себе полную власть над маленькой, но "своей" территорией (чем больше, тем лучше, отсюда крайняя озабоченность принадлежностью каждого квадратного километра земли) и переложить все экономические проблемы на Москву.

В случае замирения с Украиной единственной личной перспективой для Захарченко, Плотницкого и их ближайшего окружения была бы эмиграция.

Заставить их слушаться, пригрозив прекращением всякой поддержки, Кремль, наверное, мог бы, но не хочет, опасаясь потери лица.

Киев, со своей стороны, тоже не демонстрирует готовности способствовать осуществлению "плана Путина".

Абхазия на Северском Донце?

В результате, уверен Владимир Фесенко, Москва, в конце концов, попадет в ловушку, которую сама себе соорудила, и материализуется именно "приднестровско-абхазский" сценарий, наименее благоприятный для России.

"В украинском обществе, чем дальше, тем больше, будет возникать вопрос: да нужно ли брать их обратно?" - говорит он.

Действительно, даже если Киеву удастся, хоть военным, хоть дипломатическим путем, восстановить на востоке конституционный порядок, чужую голову людям не приставишь. Они все равно будут тяготеть к Москве, голосовать за соответствующие партии, дестабилизировать ситуацию в Харькове, Одессе и Запорожье.

"Достичь взаимоприемлемого компромисса о статусе этих территорий невозможно. Либо часть Донбасса останется вне контроля Украины, а война постепенно прекратится, либо они вернутся в Украину на условиях Путина. На мой взгляд, второй вариант гораздо хуже: формальное соблюдение территориальной целостности и при этом цепная реакция разрушения страны изнутри", - считает Фесенко.

"Конечно, есть психологический комплекс: после Крыма большинство элиты и народа не расположены отдавать еще кусок территории. Но лучше не питать иллюзий, а договариваться о замораживании конфликта, и пусть эти ребята сами решают свои проблемы", - говорит он.

Петр Порошенко смирился бы с уходом части Донбасса, если бы был уверен, что эти территориальные претензии - последние, полагает Игорь Бунин.