Политэмигрант Сергей Чураков: "Если б остался, посадили бы"

Сергей Чураков, защитник прав ЛГБТ-сообщества и ВИЧ-инфицированных, бежал из России после того, как на него завели уголовное дело. Он полагает, что за "пропаганду ЛГБТ" и призывы бойкотировать "проект Путина" - сочинскую Олимпиаду. Теперь Сергей думает, что вряд ли вернётся, даже после смены власти.

Тем, кто следит за новостями, известны имена таких новых русских политэмигрантов, как депутат Госдумы Илья Пономарёв, националист Даниил Константинов, эколог Евгения Чирикова или некоторые из фигурантов "болотного дела".

Однако оппозиционеров, которые в последние три года бежали из России, спасаясь от репрессий и давления властей, гораздо больше - десятки и сотни. Русская служба Би-би-си знакомит читателей с теми из политэмигрантов новой волны, чьи имена обычно не мелькают в новостных лентах.

32-летний Сергей Чураков два года назад бежал из родного Краснодарского края в Литву от уголовного дела по статье о "разжигании вражды", которое возбудили по его записям и репостингам в социальных сетях.

Сергей помогает правозащитникам и жертвам преследований в России, но сам вряд ли вернётся туда даже после смены власти. Власть-то переменится, говорит он, а общество с его предрассудками - нет.

___________________________________________________________________

Би-би-си: Почему вам пришлось бежать из России?

Сергей Чураков: Я больше 10 лет занимался правозащитной деятельностью, у меня было две организации. Первую власти ликвидировали, вторая очень "по-тихому" работала.

Первая организация себя позиционировала как организация по защите, в том числе, прав ЛГБТ; вторая - по защите здоровья, она называется "Равный диалог". Кроме того, я участвовал в деятельности партий "Союз правых сил", "Яблоко", движения "Солидарность", принимал участие в оппозиционных акциях.

До самой (сочинской) Олимпиады меня не трогали. Преследование началось сразу после Олимпиады.

Сочинская, путинская, святая

Перед Олимпиадой, летом 2013 года, приняли т.н. "закон о запрете пропаганды гомосексуализма"... В общем, перед Олимпиадой удалось с помощью иностранных журналистов привлечь внимание - в том числе после убийства Владислава Торнового - к проблеме преследования ЛГБТ в России.

И мне кажется, это одна из причин, почему меня начали преследовать.

А вторая причина, возможно, - это то, что я в группе "Вконтакте" (меня там мало читало - может, человек 10-20 прочитало) - написал обращение с призывом не ходить на Олимпиаду, потому что в России нарушают права человека, а это противоречит принципам олимпийского движения.

Как мне сказали сотрудники ФСБ через месяц после Олимпиады (они меня похитили на допрос) - как бы неформально, когда выключили диктофон, - основные претензии ко мне - это то, что я "пропагандировал ЛГБТ" и был против Олимпиады, а "Олимпиада - это святое", потому что это проект Путина.

А из менее важных причин, как они мне сказали, - это критика деятельности казаков, критика православных экстремистов.

Би-би-си: И вот эти претензии - по поводу Олимпиады, казаков и так далее - вылились в уголовное дело?

С.Ч.: Они меня два раза, с интервалом в месяц, похищали на допрос. Путём насилия и угроз подбросить наркотики просто не отпускали меня, пока я не подпишу, что страницы в интернете мои, что информацию размещал я.

А потом они сказали, что проблем нет, что данные для статистики они собрали и больше мне переживать не о чем.

А сами передали информацию в Следственный комитет, который втайне от меня возбудил уголовное дело по статье 282, часть 1 ("возбуждение ненависти" - Би-би-си). Я об этом не знал.

В июне ко мне пришли с обыском - абсолютно незаконно, без документов, без протокола, просто ворвались.

Би-би-си: В июне 2014?

С.Ч.: Да, 19 июня 2014 года был обыск. Потом, на следующий день, я поехал в Краснодар, чтобы посоветоваться с адвокатами. На следующий день пришли меня арестовывать.

Пока они меня там искали, я поехал в Москву, ходил там по разным правозащитным организациям.

Би-би-си: И затем решили уехать?

С.Ч.: Нет, я сначала ходил по адвокатам, искал адвокатской помощи. Но все частные адвокаты или правозащитные организации, включая партию "Яблоко", плюс я встречался с членами Совета по правам человека при президенте, все мне сказали, что помочь мне не имеют возможности. Потому что, во-первых, таких дел очень много, а во-вторых, потому что дело политическое и они не хотят с ФСБ связываться, не хотят, чтобы у них были проблемы.

То есть ни одна организация мне не помогла - они мне сочувствовали, но не могли мне помочь - и я два месяца ездил между Москвой и Петербургом, искал какой-то поддержки либо возможности уехать, но у меня ни то ни другое не получалось.

В итоге, пока об этом не узнала организация Human Rights Watch... Они с помощью своих коллег в Евросоюзе помогли мне легальным путём уехать из России. В первую безопасную страну.

А после моего отъезда на меня задним числом возбудили второе уголовное дело, провели обыск у моих родственников. Ну, они к ним сейчас каждый месяц приходят, ФСБ.

Объявили меня в розыск. Внесли в список экстремистов.

"Разврат" по ходу обыска

Би-би-си: А второе уголовное дело - по какой статье?

С.Ч.: Ну, у меня нет всех документов, но по тем данным, что случайно упоминаются в первом деле, получается, что якобы во время обыска - в том же помещении, где был обыск, - у меня была попытка, как там написано, "совершить акт мужеложства с несовершеннолетним".

Би-би-си: Во время обыска?!

С.Ч.: По тому же адресу в то же самое время!

У меня в России есть адвокат, я с ним советуюсь, чтобы хоть немножко эту логику понимать. [Он объясняет, что] если бы не второе дело, в-первых, я мог бы как-то претендовать на амнистию; во-вторых, был бы срок давности. А в-третьих, если бы в России захотели объявить меня в международный розыск, то по делу об экстремизме они бы не смогли, такие дела не рассматриваются в Интерполе, других организациях, потому что там считают, что это политические дела.

А вот по второму делу - это считается обычным уголовным делом - они могут послать запрос в любую страну, и по этому делу можно и выдать меня, и нет амнистии, и это дело может как бы бесконечно долго меня ждать. То есть, такая хитрость.

Би-би-си: В какой момент вы в результате выехали из России?

С.Ч.: Я оказался в Литве в августе 2014 года. В целях безопасности других людей меня просили не говорить, каким способом я там оказался. Но всё было абсолютно легально.

Би-би-си: И в каком вы сейчас статусе в Литве: получили убежище, вид на жительство?

С.Ч.: Да, получил убежище, согласно Конвенции о беженцах. Полгода доказывал, собирал документы, всё это дело рассматривали. Получил убежище, и с ним - разрешение на проживание.

Анонимность ради безопасности

Би-би-си: И что - продолжили заниматься правозащитой, на своём направлении?

С.Ч.: Первое время я это делал только потому, что ко мне много людей обращалось за помощью и я не мог им отказать. А теперь я понял, что должен этим заниматься, потому что у меня есть ресурс, и было бы жалко его не использовать.

Би-би-си: "Ресурс" - это какая-то организация?

С.Ч.: Да, вначале я помогал просто как одиночка, а сейчас - с помощью организации, которую я создал, и участия в некоторых международных проектах я получил больше ресурсов, чтобы делать это более профессионально, более организованно.

Би-би-си: Как называется организация?

С.Ч.: Э-э-э... а вы будете это публиковать?

Би-би-си: Конечно. Она же у вас не подпольная?

С.Ч.: М-м-м... Нет, ну, просто как бы это потом не помешало людям, которые сотрудничали, из России...

Би-би-си: Ну хорошо, можно и так записать: "Я бы не хотел называть организацию..."

С.Ч.: Ну да, потому что в России приняты такие законы. О сотрудничестве с нежелательными организациями. Или с людьми, которых подозревают в экстремистской деятельности.

Поскольку я в списке экстремистов (хотя это всё без решения суда, что абсолютно незаконно, но всё равно, меня назначили на роль экстремиста), то из-за сотрудничества со мной у людей могут быть проблемы.

Так что, ради безопасности - не только клиентов, но и юристов, которые из России работают, активистов...

Добрые люди Литвы

Би-би-си: Хорошо. Доводы понятны. Как вы вообще себя в Литве ощущаете? Всё-таки другая страна, другая культура, другой язык.

С.Ч.: Ну, в Вильнюсе и прилегающем районе почти все говорят на русском. Может, даже часто на более чистом, более культурном...

Когда я только приехал, хотя я был в большом стрессе, я сразу обратил внимание, что люди тут другие. Это сложно одним словом описать. Более простые. Более спокойные. Добрые.

Би-би-си: В общем, комфортно себя чувствуете? Или не дома - это всё-таки не дома?

С.Ч.: С одной стороны, очень комфортно, потому что можно ходить по улице и не думать о том, что может быть какая-то опасность. Даже не скрывая особенно... То есть, я давал интервью, где не скрывал свою гомосексуальность. Это было в главной литовской газете. И абсолютно ни один человек из моих знакомых, соседей, никак не обратил внимания. А эту газету все читают. И это для меня было очень удивительно.

Би-би-си: На Кубани, я слышал, всё иначе.

С.Ч.: Да. А к хорошему очень быстро привыкаешь. С одной стороны, очень комфортно жить в таком сообществе, где взаимное уважение. С другой стороны, конечно, мне хотелось бы в Россию приезжать. Там мои друзья, коллеги, родственники.

И хотелось бы путешествовать по миру, в том числе и в первую очередь - по России. Я люблю много ездить, и много где в России был, и хотелось бы продолжить. Но пока нет такой возможности.

Изначально хорошие россияне

Би-би-си: А когда, с вашей точки зрения, появится такая возможность? Думаете о возвращении в Россию в обозримом будущем? При каких условиях?

С.Ч.: Ну, в любом случае я не смогу вернуться, пока не сменится режим и не прекратятся преследования людей, которые не согласны с властью.

Но даже если это и произойдёт, всё равно общество-то не поменяется. И в этом обществе мне уже будет жить очень некомфортно.

Я думаю, пройдёт не одно поколение, пока люди в России станут, ну, хотя бы такими же цивилизованными, как жители Литвы.

Я считаю, изначально люди одинаково хорошие, просто в данный момент люди в России подвержены очень большому психическому зомбированию...

Би-би-си: Чем зарабатываете, на что живёте? Как в этом отношении себя чувствуете?

С.Ч.: Пока я не получил статус беженца, я около года ничего не получал и жил только на помощь от частных лиц и, может, пары общественных организаций. Потом я стал получать небольшое пособие, но уже через пару месяцев я перестану его получать.

Но я, во-первых, делаю некоторую работу по интернету и получаю за это деньги, а во-вторых, у меня сейчас будет свой правозащитный проект, где я буду ещё немножко денег получать.

И вот сейчас мне предложили вернуться к моей работе, которую я делал в России, - это работа с людьми с ВИЧ-инфекцией, в качестве эксперта здесь работать с одной организацией.

Насколько мне известно, большинство беженцев из России работают в различных правозащитных проектах - или российских, или международных. То есть на пособие почти никто не живёт, да его и получить почти невозможно.

Помощь из-за границы

Би-би-си: Насколько эффективно пытаться менять ситуацию в России отсюда, из-за границы? Не эффективнее ли было остаться?

С.К.: Оставаться было бы точно неэффективно, потому что сразу бы посадили. Как сажают тысячи активистов, правозащитников.

А в условиях отсутствия правовой системы, находясь за решёткой, нет никакой возможности... Более того, это риск для жизни, потому что там массово применяют и пытки, нет возможностей для лечения у тех, кому это необходимо.

А находясь в более безопасных местах, можно продолжать оказывать помощь людям, которой требуется всё больше и больше.

Потому что репрессивная машина увеличивает количество жертв. Если раньше это были правозащитники, то теперь это просто активисты, которые просто что-то говорят, в интернете пишут или стоят с одиночными пикетами.

За границей много возможностей помогать этим людям, спасать их, когда на них заводят уголовные дела, собираются посадить или даже когда уже посадили - вытаскивать из тюрьмы.