«Мы — мишени в тире». Как Харьков живет под постоянными обстрелами

Обстрелы почти каждый день, а среди мишеней — жилые кварталы. С конца прошлого года российская армия активизировала атаки на Харьков, применяя ракеты «Искандер», С-300 и беспилотники. По большей части под ударом оказывается центр города с его плотной застройкой. Как харьковчане живут под таким огневым давлением?

Взрыв. На часах 21:43.

В харьковских пабликах появляется множество призывов идти в укрытие. Минута — и еще один взрыв.

За два года войны мы более-менее научились определять по звукам прилетов, куда именно попали россияне. На этот раз — снова в центр города.

Пока точное место неизвестно, я пытаюсь определить его самостоятельно, основываясь на сообщениях в различных местных телеграм-каналах. Рядом с центром, в медицинском учреждении, находится моя мама.

С прошлой недели я живу между домом и больницей. Я сплю на стульях посреди больничных коек. И постоянно, каждый вечер и каждую ночь, я жду обстрелов.

«Кроме нас помочь некому»

Скорая увезла маму в полночь, после тщетных попыток сбить у нее давление.

До войны в местный Центр экстренной медицинской помощи ежедневно поступало более двух тысяч звонков со всего региона. Сейчас таких звонков 1200-1300, и большая часть — от жителей самого Харькова.

«Уже несколько лет это обычная цифра, учитывая отток людей, — объясняет по телефону директор центра Виктор Забашта. — На данный момент определенный процент связан с зимними травмами и сезонными заболеваниями — температура, гололед».

С началом полномасштабного вторжения Центр экстренной помощи стал принимать практически все вызовы. Сейчас даже в случае повышенного давления выезжают в другие районы области, где из-за войны образовалась нехватка семейных врачей.

«Диспетчер внимательно относится к жалобам пациентов и к тому месту, откуда поступает звонок. И понимая, что кроме нас помочь некому, мы, конечно, готовы отойти от протоколов об оказании экстренной помощи», — говорит Забашта.

В остальном, по его словам, служба работает в обычном режиме. Несмотря на новые обстрелы, «никаких усилений не делали». Экстренная служба сохраняет довоенное число бригад. Это позволяет при необходимости отправлять на «прилеты» до 20 машин.

В последнее время россияне бьют по плотной жилой застройке, поэтому зачастую количество раненых доходит до десятка человек.

«Хорошие сырники... Теперь уже были»

Обстрелы Харькова возобновились перед Новым годом. 29 декабря в пять и семь часов утра россияне провели, пожалуй, самый массированный обстрел города. Несколькими волнами по областному центру ударили два десятка ракет.

Я сбилась со счета на седьмой или восьмой ракете. Взрывы прогремели на гражданских объектах, возле городской больницы и школы.

С тех пор Харьков пережил еще несколько атак на центр города.

Вечером 30 декабря россияне выпустили по городу «Искандеры». Одна из ракет попала в пятизвездочный отель — высотное стеклянное здание рядом с площадью Свободы, главой в городе. Мы еще удивлялись с друзьями, что за два года войны в него ничего не залетело.

Еще одна ракета взорвалась во дворе жилого дома, превратив все вокруг в месиво из земли, мусора, осколков стекла и кирпичных обломков. А в ночь на 31 декабря в Харьков прилетели беспилотники.

Накануне Нового года сотрудники коммунальных служб расчищали проезжую часть от обломков здания, которое считается памятником архитектуры.

Рядом с ним, в подвале, находился ресторан со «знаковым» названием — «Бандер штаб».

От взрыва сгорело и кафе «Франик». Мы так и не успели выпить там кофе. Один мой знакомый говорил, что там хорошие сырники. Теперь уже — были.

«Бег спас мне жизнь»

Через плотные стеклопакеты в палате почти не слышно сигналов тревоги. Больничная жизнь идет своим ходом, но война никуда не делась.

Я прислушиваюсь к разговору рядом с соседней кроватью:

— Помнишь удар 2 января? Так у моей подруги во дворе воронка пять метров. «Искандерами» били. Они когда близко стояли, стреляли из РСЗО, а сейчас — ракетами.

— Так у Нинки такая же воронка.

К разговорчивой соседке моей мамы по палате пришли знакомые.

«Я действительно могу сказать, что бег спас мне жизнь», — говорит мне по телефону Сергей Прескорник.

В Харькове он известен под прозвищем «Бегущая борода». Рекордсмен и волонтер Сергей первым в Украине совместил бег с уборкой мусора. Вот уже почти семь лет он тренируется каждое утро, и полномасштабная война этому не помешала.

2 января в 6 утра Сергей тоже был на пробежке. Через полтора часа в городе раздались взрывы.

«Было такое впечатление, что все освещение одномоментно включили на максимум. Цвет был желтый-желтый. Вспышка, может, секунды на три-четыре. А потом сильный, нереально сильный взрыв. Мне сразу начали писать „в твой дом прилетела ракета“», — рассказывает спортсмен.

Ракета попала во двор рядом с домом, где живет Сергей. Дома «Бегущую бороду» ждали разбитые взрывной волной окна и мебель, разбитое стекло. Домашнего любимца, кота Симбу, нашли только вечером. Он был контужен и ранен.

Сейчас Сергей и его кот временно живут у друзей. Через две недели после «прилета» Симба чувствует себя хорошо, хотя его пугают даже не очень громкие звуки.

Сергей рассказывает, что после обстрела 2 января некоторые его знакомые решили покинуть Харьков: «Уехали из города с мыслями: „Смотри, к Бороде же прилетело, так и к нам прилетит“».

Оставшиеся в Харькове теперь более внимательно относятся к собственной безопасности.

«Я был у друзей. У них прямо в коридоре сделаны, условно, кровати. Когда обстрелы, они ночуют в коридоре. Это впервые, такого еще не было», — говорит Сергей.

«Как мишени в тире»

«Многие люди, я знаю, сейчас сидят на окраинах, далеко не отъезжают. А я вот в коридоре живу», — говорит мой друг.

Я спрашиваю его об изменениях в повседневной жизни в связи с усилением российских обстрелов.

Дмитрий живет в центре города с Фимой, скотч-терьером. Собака ведет себя как своеобразный «радар» прилетов, начинает беспокоиться еще до взрывов. Дмитрий не решается оставить ее дома одну, особенно после ударов по центру.

«Собака со мной на работе. А дома я стелю в коридоре и выхожу туда при звуке сирены», — рассказывает он.

После первых взрывов он начинает читать местные паблики. Там быстро появляется информация об очередных «выходах» из Белгорода.

Пока ракеты в небе, Дмитрий, как и я, чувствует себя мишенью в тире:

«Ты постоянно думаешь — куда? И тут уже и траектория полета начинает просчитываться, еще что-то… Ты не знаешь, куда прилетит и почему».

«Они сейчас бьют по центру, по гражданским домам, чтобы, как говорят в народе, „покошмарить“ людей», — говорит Сергей Прескорник.

Он уверен, что такая тактика неэффективна.

А я вспоминаю сотрудников коммунальных служб, которые за день убирают последствия ударов и восстанавливают инфраструктуру; о волонтерах, которые уже через час после ударов подвозят к изуродованным домам «древоплиту». И я знаю — уже завтра окна в поврежденных домах будут закрыты.

И я постоянно думаю о фотографии кофейни, сделанной харьковским волонтером Наталией Зубарь: заведение не перестает работать, несмотря на выбитые взрывной волной окна.