"Конечно, это политика": псковская журналистка об "оправдании терроризма"

Псковского журналиста Светлану Прокопьеву подозревают по делу об оправдании терроризма - за высказывание в радиоэфире ей грозит до семи лет лишения свободы. В интервью Би-би-си Прокопьева рассказала, почему считает уголовное преследование политическим делом.

В начале ноября 2018 года Прокопьева обсуждала в эфире "Эха Москвы в Пскове" теракт в здании управления ФСБ по Архангельской области. 31 октября в здание управления вошел 17-летний местный житель и привел в действие самодельное взрывное устройство. Он погиб на месте, ранения получили трое сотрудников ФСБ.

После взрыва было возбуждено несколько уголовных дел об оправдании терроризма - в отношении активистки КПРФ Надежды Ромасенко из Вологодской области, петербуржца Павла Зломнова, а также калининградского анархиста Вячеслава Лукичева.

Прокопьева предположила, будто бы государство "само воспитало" поколение граждан, которые борются с ним. В декабре в ее выступлении Роскомнадзор обнаружил признаки оправдания терроризма.

А на этой неделе, 6 февраля, дома у Прокопьевой прошел обыск, после которого ее отвезли на допрос в управление Следственного комитета России. Ее отпустили под обязательство о явке. Журналистка остается в статусе подозреваемой, говорила адвокат Прокопьевой Татьяна Мартынова.

Дело возбуждено по статье "Публичное оправдание терроризма" (по ч. 2 ст. 205.2 УК РФ), говорила адвокат. Максимальное наказание по этой статье - семь лет лишения свободы. СКР комментариев не давал.

Роскомнадзор вынес предупреждения "Эху Москвы в Пскове" и сайту "Псковская лента новостей", который разместил у себя материалы эфира. После этого оштрафовали радио на 150 тысяч рублей, а сайт - на 200 тысяч рублей.

Русская служба Би-би-си обсудила с журналисткой возможные последствия этого дела.

Би-би-си: Вы дважды были на допросе в управлении Следственного комитета по Псковской области. Каков ваш процессуальный статус? Можете ли вы что-то рассказать о том, как прошли допросы?

Светлана Прокопьева: Я подозреваемая. У меня подписка о неразглашении того, что я узнаю в ходе ознакомления с материалами следствия. Могу вам рассказывать исключительно про свое эмоциональное состояние. Какие-то содержательные вещи не могу, к сожалению, рассказывать.

Би-би-си: Тогда скажите, в каком эмоциональном состоянии вы вышли с последнего допроса?

С.П: В хорошем, в бодром. Он был достаточно коротким. Я сослалась на 51-ю статью (Конституции России, которая позволяет не свидетельствовать против себя. - Би-би-си) и не стала отвечать на все содержательные вопросы. Какие-то личные данные рассказала о себе и заявила, что не признаю всех этих подозрений. Собственно говоря, на этом мы пока что закончили общение.

Би-би-си: У вас также до этого был обыск. Как вели себя оперативники и что изъяли?

С.П.: Изъяли вообще всю технику, которую нашли, все компьютеры, все телефоны, диктофон забрали и несколько флешек. Плюс они искали какие-то бумаги. Где нашли какие-то странные иностранные слова, названия иностранных организаций или что-то еще. Это все они утащили с собой, как и мои договоры.

Вели они себя так, как обычно ведут при обыске - сурово, строго. За всем следили, все с разрешения: ни шагу в сторону, покурить нельзя. Все перерыли, все перевернули вверх дном и говорят: "Ну, полы-то мы вам не вскрываем!".

То есть по общим меркам это, наверное, был аккуратный, тактичный обыск. У меня кровать стоит от стены до стены, и пройти к шкафу невозможно вообще никак. И по кровати даже они не стали ходить ногами, а аккуратно прополз человек на коленках.

Би-би-си: С чем вы связываете уголовное преследование?

С.П.: Мне кажется, что когда начинается уголовное преследование по поводу слов, это всегда политическая подоплека. Что такое преступление? Это причинение вреда, ущерба какого-то обществу. Ну вот какой ущерб или вред? Кто пострадавший от моих действий? В чем преступление-то заключается?

Конечно, это политика, безусловно. Мне кажется, что после взрыва в Архангельске они вообще проводили большую работу по поиску, скажем так, реакции на это событие. И, насколько я знаю, мое уголовное дело не единственное. То есть, наверное, я просто попала под какой-то мониторинг что ли...

Из журналистов, наверное, я одна такая. Я не слышала, чтобы кого-то [еще из журналистов] преследовали по результатам этого теракта. Но какие-то еще уголовные дела есть.

Би-би-си: Как вообще складывались ваши отношения с властями и силовиками до возбуждения уголовного дела?

С.П.: Да никак не складывались. С последним губернатором [Михаилом Ведерниковым], который сейчас у нас назначен, я ни разу не встречалась лично, вообще не знакома и никогда про него не писала. То есть он обо мне знает только со слов своих подчиненных.

С [бывшим губернатором Псковской области Андреем] Турчаком мы как-то взаимодействовали. Я одно время даже возглавляла газету "Псковская правда", но очень недолго. Но какие отношения могут сложиться у независимого журналиста с властями? Всегда не очень такие… С силовиками практически мы не общались.

Би-би-си: Какого исхода дела вы ожидаете?

С.П.: Не хочу гадать по этому поводу.