Крейг Мазин: Чернобыль показал худшие черты системы и лучшее, что есть в людях

На канале НВО начался показ американского телесериала "Чернобыль", основанного на реальных событиях 1986 года, когда на Чернобыльской АЭС случилась катастрофа мирового масштаба - взорвался четвертый энергоблок.

Тогда некомпетентность властей и царившая в СССР атмосфера секретности усугубили последствия трагедии. Сотни пожарных были отправлены на тушение взорвавшегося реактора практически без средств радиационной защиты. Коммунистическое руководство же в первые дни делало вид, что ничего не произошло.

В сериале заняты многие известные актеры, в том числе Джаред Харрис, сыгравший роль советского ученого Валерия Легасова, которому кремлевское руководство поручило расследовать катастрофу, и Эмили Уотсон, которой досталась роль физика-ядерщика.

Продюсером сериала стал Крейг Мазин, известный больше по комедийным голливудским хитам вроде "Очень страшного кино" или "Мальчишника".

Что же сподвигло его так радикально сменить тему?

Крейг Мазин: Это действительно очень далеко от всего того, что я делал раньше, однако меня всегда интересовала эта тема. И вот лет пять назад я прочитал статью в Нью-Йорк-Таймс о сооружении нового саркофага на четвертым реактором, который строит консорциум европейских компаний. И тогда я подумал, все знают, что Чернобыльский реактор взорвался, но мало кто догадывается, как именно это произошло. И тогда я начал заполнять этот пробел в моих знаниях. И чем глубже я копал, тем больше меня увлекала эта тема.

Би-би-си:Обычно в фильмах-катастрофах вас постепенно подводят к главному событию, у вас же взрыв происходит практически в начале первой серии, и весь сериал посвящен последствиям катастрофы. Почему вы решились на такой ход?

К.М.: На то есть несколько причин. Действительно жанр фильма-катастрофы требует такого сценария, но мне этот жанр не интересен! В чернобыльской истории мне интереснее всего было посмотреть, как люди справляются с этой катастрофой. Как человеческий фактор привел к ней, и как только люди могли совладать с последствиями. Самое захватывающее в Чернобыле - это человеческая драма. Ну и кроме того, по-настоящему понять, что же предшествовало катастрофе, можно только оценив все последующие события. И в заключение сериала зритель точно узнает, что же случилось в тот день. Но я в первую очередь хотел показать, какое воздействие произвел взрыв на людей, оказавшихся поблизости, да и на всю страну.

Би-би-си:Вы предлагаете захватывающую драму, но ведь о трагедии в Чернобыле имеется много противоречащих друг другу свидетельств, нет даже согласия по поводу точного числа жертв. Как вы можете быть уверены в том, что не предлагаете зрителю всего лишь еще одну, очередную версию событий? Что дает вам повод считать, что именно вы докопались до истины?

К.М.: Этот вопрос не просто тревожил, он ужасал меня! Во многом потому, что создавая этот сериал, я в первую очередь хотел рассказать об опасностях повествования таких историй и о глобальном наступлении на правду, которая часто становится жертвой предвзятого повествования. И я в последнюю очередь хотел внести свой вклад в эту тенденцию. Что же мы сделали, чтобы избежать этого? Если имелись разные версии событий, мы выбирали наименее сенсационную. Для меня это было важно, потому что я не хотел умалять по-настоящему суровую правду. Ну и кроме того, каждый эпизод сопровождается подкастом с комментарием, в котором мы рассказываем, что мы изменили и почему. Потому что я хочу нести полную ответственность за все сказанное, и с моей точки зрения, это никак не портит впечатление от просмотра сериала и позволяет нам оставаться честными со зрителем.

Би-би-си:Перед съемками вы провели серьезную подготовительную исследовательскую работу. Расскажите, что поразило вас больше всего?

К.М.: Поначалу я предполагал, что апогеем ужаса должен был быть сам взрыв ядерного реактора. Но это не так. То, что происходило уже после взрыва, было не менее, если не более страшно, хотя я об этом не догадывался. Ну и кроме того - это истории отдельно взятых людей, выбор, который перед ними стоял. И который они делали. И это было поразительно. К примеру, после аварии пришлось проводить дезактивацию на огромной территории, так называемой зоны. На это бросили около 600 тысяч человек. Так вот меня потряс один факт: им всем выдали индивидуальные дозиметры - мы, правда, не рассказываем об этом в сериале - и им сказали: если вы наберете 24 рентгена, вас отправят домой. Но очень скоро выяснилось, что никто не набирал больше 23 рентген. Другими словами, кто-то получил и куда большие дозы, но об этом никому не сообщали. Руководство говорило им: вы в порядке, у вас все еще 22 рентгена, потому что эти люди были нужны там. Для меня это было дико: ведь когда только слышишь слово Чернобыль, в голове сразу возникает буря эмоций. Но в ночь на 26 апреля 1986 года Чернобыль был лишь названием, местом работы. И все тогда твердо и, надо сказать, небезосновательно, верили, - потому что так им говорили и так их учили, - что из всего, что может случиться с советским ядерным реактором, - а с ним вообще-то ничего не может случиться, - взрыв даже не обсуждается. Это как если бы я сказал вам: не ходите по той улице, там - привидения. Вы бы посмотрели на меня как на умалишенного. Вот с чем им пришлось столкнуться той ночью - со взрывом, который был невозможен.

Би-би-си:Нам известны также истории беспримерного героизма пожарных, саперов, ученых. Насколько важно было рассказать и об этом, и какие истории поразили вас больше всего?

К.М.: Для меня этот сериал еще и дань памяти сражавшимся на этой войне, о которой мы не догадывались. Для меня было очень важно, чтобы зрители, мало знакомые с историей Чернобыля, узнали о героических поступках и самопожертвовании людей. Ведь Чернобыль показал худшее, на что способная политическая система, и лучшее, на что способны отдельные люди. К примеру, меня до глубины души поразило, как три человека добровольно согласились в кромешной темноте, практически без защитного снаряжения, в одних аквалангах спуститься в радиоактивную воду под горящим реактором, чтобы открыть шлюз и предотвратить потенциально куда более опасную новую катастрофу. Это поразительно, на какое самопожертвование были готовы люди. Но с другой стороны, в ХХ веке такое было присуще советской культуре.