СССР, 1989-й: рождение парламента

В дни работы I Съезда народных депутатов СССР я по воле судьбы оказался в Днепродзержинске, но эффект присутствия в зале заседаний Верховного Совета (теперь на его месте переливаются золотом восстановленные Андреевский и Александровский залы Большого Кремлевского дворца) был полным.

Заседания транслировались в записи целиком. Начинали около 6 вечера, а заканчивали, когда придется, обычно около двух пополуночи. Спать никто не ложился. Народ больше всего волновало, как бы чего не вырезали.

Вообще-то я находился в командировке и до шести часов должен был работать. "Заседание" начиналось на улице, по дороге в гостиницу. Окна во всех квартирах были распахнуты настежь, и телевизоры включены на полную громкость: вдруг придется выйти в другую комнату, а тут скажут что-нибудь важное?

Признаюсь, к концу рабочего дня я думал только о том, как бы поскорей закруглиться. Местные коллеги всячески демонстрировали деловитость, но тоже явно поспешали.

Невозможно забыть тот жаркий, зеленый, роскошный май - весну больших надежд.

Поверили не сразу

С идеей конституционной реформы и альтернативных выборов выступил на XIX партконференции в начале июля 1988 года Михаил Горбачев.

По некоторым данным, "архитектор перестройки" Александр Яковлев советовал шефу начать демократизацию с партии, но Горбачев предпочел оставить устав и структуру "руководящей и направляющей силы" без изменений, а заняться государственной системой.

1 декабря были приняты необходимые поправки к конституции и новый закон о выборах.

Голосование состоялось 26 марта 1989 года. Явка избирателей превысила 90%.

Съезд открылся 25 мая и завершил работу 9 июня. За эти шестнадцать дней в стране заново родились парламентаризм и свобода слова.

Поначалу большинство советских людей не приняли перестройку и гласность всерьез. Каждому новому генсеку полагалось начинать правление с нового лозунга. Ну, в крайнем случае, слегка изменится в очередной раз генеральная линия, чуть-чуть иначе будут расставлены какие-то акценты.

Почти два года реформы Горбачева вполне укладывались в рамки командно-административной системы: "ускорение" (то есть будем делать то же, что и раньше, только интенсивнее), кадровая чистка, госприемка, антиалкогольная кампания.

Помню, я говорил жене: может, начнут показывать по телевизору зарубежную эстраду, и на том спасибо!

Первым отходом от советских стандартов стало переименование сберкасс в Сбербанк СССР. Слово "сберкасса" ассоциировалось с нищими бабушками, собирающими копеечки на похороны, а "я имею счет в банке!" звучало вполне по-западному.

Потом жители старинного городка Мышкин в верховьях Волги, вдохновленные газетными призывами к общественной активности и инициативе, написали письмо в Верховный Совет и добились, чтобы из названия их города убрали пробравшуюся по чьему-то невежеству в 1920-е годы букву "о" (по канонам русского языка такое окончание означает "село").

Это воспринималось почти как революция: что-то совершилось не по решению партийных инстанций, а по инициативе снизу!

Затем пошли кооперативы, невиданные статьи в "Огоньке" и "Московских новостях" и первый "Макдональдс" на Пушкинской площади.

Но веры все равно было мало. Особенно гнетущее впечатление произвело снятие Бориса Ельцина с поста первого секретаря Московского горкома.

Ничего особенного за короткое время своего "генерал-губернаторства" будущий президент не сделал. Когда было наконец опубликовано его выступление на пленуме ЦК КПСС, все испытали разочарование: и только-то?!

Однако номенклатура подала ясный сигнал: она не потерпит не только реальных перемен, но и просто нестандартного поведения. А Горбачев ее поддержал!

Из уст в уста ходило четверостишие:

Мы все живем в эпоху гласности.<br>Товарищ, верь: пройдет она,<br>И комитет госбезопасности<br>Запомнит ваши имена!".

Еще рассказывали анекдот:<br>

Один интеллигент жалуется другому: "Что ж это такое, объявили перестройку, а все равно заставляют говорить, что дважды два - пять!". Собеседник ему: "Тише вы, Бога ради, не раздражайте их, а то опять, как раньше, дважды два будет девять!".

<br>Первые свободные выборы

И только когда началась избирательная кампания, люди поверили, что от них в самом деле что-то зависит.

Такой политической активности страна не видела с 1917 года, и, наверное, увидит не скоро.

Мысль об агитации за деньги тогда казалась кощунственной.

Драматический эпизод случился в Ленинграде.

Согласно тогдашнему избирательному закону, кандидат, выдвинутый трудовым коллективом или собранием граждан, должен был пройти через дополнительное сито: так называемое окружное предвыборное собрание, состоявшее в основном из представителей парткомов и месткомов.

В одном из округов эти лояльные и проверенные люди должны были, по заранее согласованному плану, забраковать всех кандидатов, дав возможность баллотироваться безальтернативно первому секретарю Ленинградского горкома партии Анатолию Герасимову.

На трибуну поднялся мужчина средних лет и призвал оставить в списке никому не известного молодого инженера Юрия Болдырева. Волновался, захлебывался словами и вдруг упал. Председательствующий сообщил: оратору стало плохо, врачи за сценой оказывают ему помощь. А через некоторое время объявил: человек умер.

Его последними словами с трибуны были: "Может быть, это наш последний шанс".

Болдырев в списке остался, на выборах легко победил первого секретаря горкома и стал известным политиком.

Возможен ли в стране с устоявшейся демократией такой накал предвыборных страстей?

"Двухэтажная" система

Предусмотренная горбачевской политреформой государственная система была громоздкой и не имела аналогов в мире.

Население (путем прямых выборов и через общественные организации) выбирало Съезд в количестве 2250 депутатов, которому предстояло собираться раз (при необходимости - дважды) в год.

Депутатам предстояло избрать из своей среды более компактный орган - постоянно действующий Верховный Совет.

Съезд, состоявший не из профессиональных законодателей, а из людей "от станка, сохи и кульмана", должен был символизировать связь власти с народом и воплощать историческую идею соборности.

Дополнительные выборы в Верховный Совет служили дополнительным барьером для неугодных кандидатов.

Такая же система, по некоторым данным, задумывалась для союзных и автономных республик. Но те, за исключением РСФСР и Дагестана, съезды у себя заводить не стали и сохранили прямые выборы Верховных Советов.

Разделения властей не предусматривалось. Съезд, по конституции, наделялся всей полнотой власти в государстве и имел право "с голоса", простым большинством, принять любое решение. Теоретически, он мог повелеть считать мужчину женщиной или отменить закон всемирного тяготения.

Правда, в случае противоречия конституции решение съезда могло быть опротестовано Комитетом конституционного надзора, но квалифицированным большинством депутаты могли как угодно изменить и саму конституцию.

Члены постоянно действующего парламента быстро приобретают государственный опыт и усваивают, что не все желаемое возможно. Депутаты с мест, как показал опыт, легко впадают в кураж: "Как пожелаем, так и сделаем!".

На союзных съездах серьезных коллизий из-за этого не возникало, но в Российской Федерации данный изъян стал одной из причин противостояния Кремля и Белого дома, разрешившегося только силой.

Вопреки традициям

Избирательный закон 1988 года, и в особенности институт выборов от общественных организаций, многие критиковали за несоответствие мировым стандартам демократии. Однако Анатолий Собчак в этом вопросе Горбачева поддержал.

"Хорошо и надежно отлаженный поколениями партийной селекции аппарат при прямых, равных и тайных выборах не оставил бы демократам ни шанса на победу. Но Горбачев и его интеллектуальная команда поставили аппарат в необычные, нерегламентированные советской традицией условия. Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Алесь Адамович, Егор Яковлев, Гавриил Попов и многие другие попали в парламент лишь благодаря такой недемократичности избирательной системы", - писал Собчак в книге "Хождение во власть".

Условия действительно оказались "нерегламентированными традицией". Как вспоминал Собчак, в период избирательной кампании партийные и советские боссы Ленинграда зачастую не знали, как поступить, и, несмотря на различие во взглядах, обращались к нему за советами по правовым вопросам.

Когда первый секретарь Ленинградского обкома Юрий Соловьев, по советскому обычаю, пригласил избранных депутатов от "своего" региона и стал их наставлять, как вести себя на съезде, а они заявили, что в указаниях не нуждаются и обсудят все вопросы в своем кругу, он только рукой махнул: "Делайте, что хотите, только не в Смольном!".

Выборы и работа съезда высветили еще одно важное обстоятельство, прежде очевидное не для всех: КПСС давно перестала быть союзом единомышленников, а превратилась в своего рода "масонскую ложу", объединявшую людей по единственному признаку: все они в той или иной степени участвовали, либо претендовали на участие в управлении страной. Взгляды же у них могли быть какие угодно.

Во время предвыборной кампании аппарат активно "топил" членов собственной партии, выдвинувшихся без согласования с инстанциями, а в оппозиционной Межрегиональной депутатской группе большинство составили коммунисты.

Драматические эпизоды

Никаких, как стали говорить чуть позже, "судьбоносных" решений I Съезд народных депутатов не принял.

В первый же день его работы выяснилось, что Кремль и Старая площадь контролируют прочное большинство.

Мало-мальски организованная оппозиция существовала на тот момент лишь в Москве, Ленинграде, Свердловске и некоторых союзных республиках.

В Межрегиональную группу записалось около 15% депутатов.

Переломное значение съезда состояло в том, что он знаменовал собой переход от дозированной гласности к подлинной свободе слова.

И прежде бывало, что "Огонек" и "Взгляд" говорили вещи, за которые еще недавно можно было получить срок. Но все понимали: это не потому, что теперь все стало можно, просто по данному конкретному вопросу в ЦК "посоветовались и решили".

За 16 дней съезда депутаты-демократы, защищенные парламентским иммунитетом, высказали с высокой трибуны все, что говорилось шепотом на кухнях, камня на камне не оставив от последних советских табу.

Бывший штангист-чемпион Юрий Власов впервые публично назвал КГБ преступной организацией.

Профессор Алексей Емельянов потребовал отмены статьи конституции о направляющей и руководящей роли КПСС, провозгласив: "Верховный Совет выше ЦК, съезд депутатов выше съезда партии!".

Были и драматические эпизоды.

Первый случился во время обсуждения событий в Тбилиси.

Депутаты потребовали для отчета командовавшего операцией генерала Игоря Родионова.

Если бы Родионов сказал, что выполнял приказы начальников, а обсуждать их целесообразность не его дело, он человек военный - дискуссия могла бы пойти по иному руслу.

Вместо этого генерал начал рассказывать, какие плохие люди, оказывается, собрались на проспекте Руставели, и заявил, что армия стоит на защите завоеваний социализма.

Это вызвало бурю: оказывается, военные видят себя не слугами избранной народом законной власти, какова бы она ни была, а защитниками определенной идеологии!

В результате съезд решил не доверять генпрокуратуре и министерству обороны, а провести независимое расследование.

Другой раз страсти рызыгрались при выборах членов Верховного Совета. Борис Ельцин, набравший на прямых выборах в Москве свыше 80% голосов, среди депутатов необходимой поддержки не получил.

Тогда встал только что избранный член Верховного Совета, никому дотоле не известный омский юрист Алексей Казанник, и заявил, что отказывается от мандата в пользу Ельцина.

Часть зала разразилась аплодисментами, но по действующему законодательству и по правилам, принятым в любом парламенте, отказ от мандата может быть только безусловным. Нельзя отказаться в пользу кого-то другого.

Юридически корректное решение нашел Собчак. Он разъяснил, что ставить условия съезду Казанник действительно не может, но в случае отказа избранного в Верховный Совет депутата его место должен автоматически занять тот, кто набрал наибольшее количество голосов, но не прошел, а это как раз и был Ельцин.

Самым шумным скандалом стало выступление депутата из Черкасс, инвалида-"афганца" Сергея Червонопиского против академика Андрея Сахарова.

Утром того дня в фойе Кремлевского дворца съездов появились листовки, где говорилось, что Сахаров в интервью газете "Оттава ситизен" якобы утверждал, что советские военные в Афганистане расстреливали с вертолетов своих попавших в окружение товарищей, чтобы те не сдались в плен.

Кто озаботился оперативно прочитать малоизвестную в СССР канадскую газету и отпечатать листовки, осталось неизвестным.

Если уж эта тема привлекла внимание депутатов, следовало, вероятно, создать комиссию, которая доложила бы съезду, что именно и в каких выражениях сказал Сахаров, а также попыталась бы выяснить, имели ли место подобные случаи в реальности. Но разбираться никто не стал.

Червонопиский эмоционально обрушился на академика. Заодно досталось прибалтийским республикам и Грузии, где, как он утверждал, создавались "штурмовые отряды".

Закончил он речь фразой: "Три слова, за которые, я считаю, всем миром нам надо бороться, я сегодня назову. Это: Держава, Родина, Коммунизм".

Большинство депутатов встали и устроили ему овацию.

Следом выступили еще несколько человек, с пафосом, который, по мнению очевидцев, выходил за рамки приличия.

Трудно сказать, было ли все это подготовленным спектаклем, или просто по удобному поводу выплеснулась давно копившаяся ненависть к "перестройщикам".

Ответное слово академика прозвучало слабо. Он волновался, к тому же, при всей мощи интеллекта, не отличался ораторским даром.

Депутатам-демократам было не впервой полемизировать с апологетами "державы и коммунизма", но в этом случае их сковывало одно обстоятельство: спорить об Афганистане с человеком, искалеченным на войне, было морально неловко.

В результате Сахарова никто не поддержал. Только прибалтийский депутат взял слово для справки и заявил, что никаких штурмовых отрядов нет.

Некоторые демократы потом признавались, что их мучает совесть.

Горбачев в происходящее не вмешивался. По мнению осведомленных людей, генсек полагал, что Сахаров должен быть по гроб жизни благодарен ему за освобождение из горьковской ссылки и досадовал на академика за то, что тот, вместо комплиментов перестройке, позволял себе критиковать его, и вообще "бежал впереди паровоза".

Произошел на съезде еще один малозаметный, но важный эпизод. Депутаты отвергли внесенную президиумом кандидатуру Виктора Ломакина на должность председателя Комитета конституционного надзора, посчитав нецелесообразным назначать на высший юридический пост бывшего секретаря крайкома с инженерным образованием.

С позиций нормальной демократической процедуры, это был рядовой рабочий момент. Но в СССР впервые за много десятилетий выборный орган отклонил кандидатуру, предварительно одобренную политбюро.

Звездный час Горбачева

На съезде Михаил Горбачев оказался в своей стихии, проявив незаурядные способности политического тактика и психолога, способного импровизировать и в любой ситуации не терять контроля над залом.

Его стиль резко отличался от поведения коллег.

"Открытость, доброжелательность и, главное, конструктивность горбачевского ведения встречи поразили депутатов, - вспоминал Собчак первый диалог с "советским руководством" за два дня до начала съезда. - С ней контрастировала замкнутость, суровость и какая-то отчужденность почти всех прочих членов политбюро. Казалось, что они чувствуют себя в этом зале явно чужими. И ни один из них в тот день не промолвил ни слова, словно они - просто безмолвная свита, пришедшая сюда не по своей воле и не очень интересующаяся происходящим".

"Я физически ощутил обаяние и силу личности Горбачева. Поддайся этому обаянию, и ты начнешь действовать, как под гипнозом. Это объяснило мне многое в фантастическом взлете Горбачева на вершину власти".

По мнению историков, I съезд народных депутатов стал вершиной политической деятельности Горбачева. Дальше все складывалось для него лишь хуже и хуже.

20 лет спустя

В 2004 году, на встрече участников съезда, посвященной его 15-летнему юбилею, Гавриил Попов посетовал, что "из двух тысяч первых всенародно избранных депутатов у руля государства сейчас никого нет".

По-видимому, это естественный ход любой революции: пламенных трибунов оттесняют эффективные бюрократы, идейных борцов - циничные политтехнологи.

В данном случае, была, вероятно, еще одна причина: в ельцинскую эпоху все, так или иначе связанные с союзными структурами, считались "людьми Горбачева" и, независимо от убеждений, были не в особенной чести.

"В цивилизованных странах люди, как правило, мало интересуются политикой, - писал вскоре после съезда Собчак. - Разве станет обыватель сутками просиживать перед телевизором, когда идет прямая трансляция депутатских дебатов? Есть более интересные вещи: бизнес, культура, спорт, наконец".

Пророчество сбылось: в Россию опять, и, похоже, надолго, вернулись будничные времена.

Одна часть общества радуется этому. Другая считает, что политический маятник качнулся слишком сильно.

В канун 20-летия I съезда его главный организатор признал, что не все надежды сбылись.

"У нас впервые состоялись свободные, конкурентные и честные выборы. Таких выборов не было и после 1989 года, - заявил журналистам Горбачев. - Советские выборы были актом обязательного одобрения деяний власти. Я вот сейчас думаю, не к тому ли мы опять поворачиваем?".

"На наших глазах шаг за шагом проходит монополизация политической власти, а если тебе это не нравится, то найдут 20-30 способов, чтобы задушить тебя", - добавил он.

Действительно, в российской политике снова безраздельно господствует одна партия, а парламент, как подтвердил его спикер, перестал быть местом для дискуссий.